Что мы знаем о коронавирусах: от сезонных ОРВИ до «атипичной пневмонии» и COVID-19

Однако первый штамм коронавируса, поражающий человека (Humаn cоrоnаvirus — НСоV), был изолирован от больного ОРЗ британскими вирусологами D.A. Tyrrell и M.L. Bynoe только в 1965 году. Свое открытие авторы опубликовали в Британском медицинском журнале в том же году. Двумя годами позже К. McIntosh в культуре клеток человеческой трахеи вновь обнаружил штаммы коронавируса [3, 4].

На сегодняшний день таксономическая классификация коронавирусов, принятая в 1996 году на Х Международном вирусологическом конгрессе, выглядит следующим образом: отряд — Nidovirales (лат. nidos — гнездо); семейство — Coronaviridae; подсемейство — Coronavirinae; род — Alphaletovirus, Alphacoronavirus, Betacoronavirus, Gammacoronavirus, Deltacoronavirus. Таксономическая основа коронавирусов сформирована на принципе экспрессии генома вирусов, которая включает в себя синтез 3»-котерминальных вложенных субгеномных Мрнк [5—7].

До 2002 года коронавирусы не доставляли особых хлопот человечеству — основные штаммы сезонных коронавирусов, такие как HCoV 229E, HCoVО С43, HCoV NL63, HCoV HKU1, по своей клинической картине соответствовали «стандартным» ОРЗ, протекающим в легкой или среднетяжелой форме. Доля сезонных коронавирусов в общей этиологической структуре острых респираторно-вирусных инфекций в общей популяции, по данным разных авторов, составляет в среднем 14,%, с колебаниями в отдельные годы от 2,4 до 28,6% [8—12].

В 2002 году в южнокитайской провинции Гуандун случилась вспышка острой респираторной инфекции, которую назвали «тяжелый острый респираторный синдром — ТОРС» (Severe acute respiratory syndrome — SARS) или «атипичная пневмония». Новое заболевание вызывало летальность в 11%, а возбудителем явился коронавирус из рода Betacoronavirus и подрода Sarbecovirus, который так и назвали — SARS-CoV. Эпидемия распространилась на 29 стран, всего было зарегистрировано 8098 случаев, погибли 774 человека [13—15].

Сентябрь 2012 года ознаменовался регистрацией на Ближнем Востоке случаев нового респираторно-вирусного заболевания, который назвали «ближневосточный респираторный синдром» — БВРС (Middle East respiratory syndrome — MERS). Возбудителем инфекции явился коронавирус из рода Betacoronavirus, подрод Merbecovirus. Природным резервуаром вируса стал верблюд, от которого и произошла передача человеку. Вирус MERS-CoV, в отличие от вируса «атипичной пневмонии», продолжает циркулировать в популяции. Так, по состоянию на конец 2019—начало 2020 гг., отмечено от 2484 до 2506 случаев заболевания, 34% пациентов из этого количества погибли [16].

В ноябре-декабре 2019 года в г. Ухань (Китай) была зарегистрирована вспышка острой респираторной инфекции, которая вызывалась новым, неизвестным ранее коронавирусом. Анализ генома нового возбудителя показал, что вирус относится к роду Betacoronavirus, подрода Sarbecovirus и является близкородственным к вирусу «атипичной пневмонии», в связи с чем ВОЗ ему было присвоено наименование SARS-CoV-2, а инфекцию, которую он вызывал, стали называть «COVID-19» (от слов COrona VIrus Disease 2019). Распространение вируса по планете приняло характер пандемии [17, 18].

Таким образом, исходя из таксономического положения, морфологических и молекулярно-биологических свойств различных видов коронавирусов, следует выделить две коронавирусные группы, имеющих важное медицинское значение, а именно: I группа — особо опасные для человека коронавирусы — SARS-CoV, MERS-CoV, SARS-CoV-2 и II группа — сезонные или «традиционные» коронавирусы — HCoV 229E, HCoV NL63, HCoV HKU1, HCoV ОС43 и др. [19, 20].

Коронавирусы опасной группы — SARS-CoV, MERS-CoV и SARS-CoV-2 относятся к зооантропонозным эпидемическим вирусам, поскольку их геномы на 75—95% схожи с геномами летучих мышей с незначительными расхождениями в структуре отдельных вспомогательных белков. Филогенетически эти вирусы формируют в составе рода Betacoronavirus два подрода — Merbecovirus и Sarbecovirus. Важно отметить, что у данных вирусов промежуточными хозяевами в природных резервуарах, помимо летучих мышей, являлись циветы (для SARS-CoV), верблюды (для MERS-CoV) и панголины (в случае с SARS-CoV-2). В процессе биологической эволюции этих вирусов в результате мутационных процессов и различных генетических рекомбинаций сформировались условия для определенного тропизма к человеческим клеткам и инфицирования людей [21].

Вирионы коронавирусов HCoV обладают сферической формой, в диаметре от 80 до 300 нм, внутри нуклеокапсида располагается одноцепочечная +РНК, а на наружной его поверхности расположена бислойная липидно-протеиновая суперкапсидная оболочка, внутри которой находятся от 4 до 5 структурных белков, защищающих вирусную РНК и формирующих внешний вид самих вирусов, а также участвующих в сборке новых вирусных частиц. У разных видов коронавирусов HCoV размер генома составляет от 26,4 тысяч до 31,7 тысяч пар нуклеотидов, у SARS-CoV — 27,9 тысяч пар нуклеотидов, у MERS-CoV и SARS-CoV-2 — 30,1 и 29,9 тысяч пар нуклеотидов соответственно. Основные гены кодируют структурные и неструктурные белки класса NSP, образующие репликативный комплекс, вспомогательные гены кодируют протеиновые рамки считывания класса ORF. Биологическая суть этих инструментов очень важна — о ней мы расскажем ниже [22, 23].

Общим биологическим механизмом для проникновения в клетку у данных коронавирусов является наличие так называемых пепломеров или специальных выростов на поверхности вирусного суперкапсида, представленных шиповидным S-гликопротеином (англ. spike — шип), который обладает выраженными антигенными свойствами. Кроме S-белка, коронавирусы имеют и другие антигены — поверхностный мембранный М-белок, оболочечный протеин Е. Нуклеокапсидный N-белок защищает вирусную РНК, сохраняет ее в устойчивом состоянии внутри нуклеокапсида. На конце S-белка расположен белковый рецептор-связывающий домен (RBD — receptor-binding domen), с помощью которого коронавирус проникает в клетку [24, 25].

Отличительной особенностью всех коронавирусов HCoV, участвующих в агрессии на человека, является их способность связывать рецептор ангиотензинпревращающего фермента 2 (рецептор слияния или АСЕ2), расположенного на наружной мембране клеток. Именно вирусы SARS-CoV и SARS-CoV-2 имеют положительную тропность к этому рецептору, который экспрессируется во многих системах и тканях человеческого организма — от легочной ткани и ЖКТ до выделительной, сердечно-сосудистой, эндокринной, нервной, репродуктивной и других систем. У коронавируса МERS-CoV основным рецептором слияния является фермент дипептидилпептидаза-4 (DPP4 или CD26). У сезонного коронавируса HCoV-229E рецептором слияния является белок CD13, который соответствует ферменту аминопептидазе N, а у сезонных коронавирусов HCoV-HKU1 и HCoV-OC43 рецептором слияния является 9-O-ацетилированная сиаловая кислота [26—28].

Последними исследованиями доказано, что коронавирус SARS-CoV-2, вызывающий инфекцию COVID-19, проникает в организм не только с помощью рецептора АСЕ2. Рецептор фермента тирозин-протеинкиназы (AXL), взаимодействуя с N-концевым доменом S-белка вируса SARS-CoV-2, также активно способствует проникновению вируса в клетку [29].

Ученые установили, что S-белок коронавируса SARS-CoV-2 распознает еще один рецептор — белок нейропилин-1 (NPR1), который способствует активному проникновению коронавируса в клетку. В ходе исследования были проанализированы факторы возникновения аносмии (потери обоняния) при COVID-19 — в клетках обонятельного эпителия у таких больных была обнаружена высокая экспрессия нейропилина-1 [30].

Коронавирусный S-белок может активно взаимодействовать с еще одним антигеном клетки-мишени — белком CD147, который является представителем иммуноглобулинов и индуктором экстраклеточных матричных металлопротеиназ, обеспечивающих перестройку межклеточного матрикса в тканях. Таким же сродством к рецептору CD147 обладает малярийный плазмодий — возбудитель малярии из класса простейших. Лекарственное блокирование CD147 помогает не заразиться малярией. Вот почему предлагается использовать при лечении COVID-19 противомалярийный препарат гидроксихлорохин, поскольку блокада CD147 противомалярийным препаратом не позволит коронавирусу SARS-CoV-2 прикрепляться к клетке мишени [31,32].

Известно, что в процессе эволюции природа наградила нас уникальным механизмом противодействия вирусной агрессии — интерфероновой системой, являющейся первым, генетически-детерминированным фактором иммунного ответа, проявляющим свою активность буквально с первых минут и часов от начала инфекционного процесса. Исследованиями установлено, что повышение продукции интерферона I-го типа, в частности интерферона-α, наблюдается через 30—40 минут после вирусного внедрения в клетку. Интерфероновые белки, синтезируемые пораженной клеткой, препятствуют внутриклеточной репликации вирусов и с помощью сложной сигналлинговой системы дают команду другим, интактным от вируса клеткам запускать синтез собственного интерферона. Вирус SARS-CoV-2 высокочувствителен к действию интерферона. Американские и отечественные исследователи отметили повышенную чувствительность нового коронавируса SARS-CoV-2 к интерферону I-го типа, по сравнению с предыдущим штаммом коронавируса SARS-CoV, вызывающего «атипичную пневмонию». Доказано, что рекомбинантный интерферон-α2b полностью подавляет репродукцию вируса SARS-CoV-2 в культуре клеток Vero Cl008 при применении в концентрациях 102—106 МЕ/мл через два часа после инфицирования [33—35].

Однако еще в 2016 году было показано, что коронавирусы на начальном этапе заражения блокируют синтез эндогенного интерферона с помощью рамки считывания — белка ORF9b, о котором было сказано выше. Нарушения иммунного ответа белком, экспрессируемым с гена ORF3b нового коронавируса SARS-CoV-2 связаны в первую очередь с подавлением синтеза и дизрегуляцией интерферонов I-го типа, что способствует накоплению патогенных воспалительных моноцитов и макрофагов (так называемых IMMs), приводящих к повышению уровня провоспалительных цитокинов/хемокинов. Данный механизм в определенной степени объясняет проблему «цитокинового шторма», патогномоничного для тяжелых форм COVID-19 [36, 37].

C помощью неструктурного вирусного белка NSP1 коронавирус SARS-CoV-2 блокирует выход из ядра клетки транскриптов генов мРНК, содержащей информацию о первичной аминокислотной последовательности всех клеточных белков, в результате чего инфицированные клетки не могут выделять достаточное количество интерферонов [38].

Датские ученые установили, что альвеолярные макрофаги легочной ткани совершенно не продуцируют интерфероны в ответ на внедрение вируса SARS-CoV-2, хотя известно, что эти макрофаги дают стойкий интерфероновый ответ при других респираторных вирусах, таких как вирус гриппа А [39].

Научные исследования выявили зависимость между тяжестью клинического течения инфекции COVID-19 и продукцией интерферона. Так, у пациентов с легкой и средней степенью тяжести заболевания наблюдался высокий уровень интерферона-α в плазме крови. У них более активными были гены, кодирующие белки, ассоциированные с интерферонами-α и интерферонами-β. У тяжелых больных уровень интерферона был высоким, но крайне непродолжительное время. Кроме того, выявлялась высокая экспрессия генов, кодирующих воспалительный ответ, с увеличением продукции провоспалительных цитокинов. Активация интерферон-стимулированных генов (ISG) была резко снижена. Пациенты в критической ситуации демонстрировали низкий уровень интерферона-α (IFN-α), часто он вовсе отсутствовал, отмечалось сильное ингибирование регуляции ISG, высокая вирусемия и выраженный воспалительный ответ по типу «цитокинового шторма» [40].

Подтверждением этого тезиса служит работа исследователей из США. Авторы показали в эксперименте на культуре клеток эпителия дыхательных путей человека (pHAE), что коронавирус запускает интенсивный провоспалительный ответ, но стимуляции генов, ответственных за синтез интерферонов в клетке, не происходит, экспрессия генов интерферона не изменяется — коронавирус не вызывает интерфероновый ответ в клетках pHAE. Но при обработке клеток интерферонами I-го и III-го типов происходит ингибирование репликации вируса SARS-CoV-2 в этих клетках в среднем на 90%. Чувствительность коронавируса к интерферону оказалась высокой: применение экзогенного интерферона у незараженных клеток за 24 часа до заражения позволило снизить нагрузку вирусной РНК в этих клетках в три раза [41].

В исследовании ученых из США показано, что сигаретный дым вызывает деградацию рецепторов интерферона I-го типа и подавляет генную экспрессию интерферона II-го типа. Более того, курение увеличивает экспрессию рецептора АСЕ2 и других клеточных рецепторов, с которыми взаимодействует S-белок коронавирусов. По результатам проведенного исследования было показано, что после влияния сигаретного дыма на клетки, зараженные вирусом SARS-CoV-2, в последних снижалась экспрессия генов (IFIT1, IFIT2, IFIT3, IFI44L), активируемых интерферонами, а сам сигаретный конденсат вызывал деградацию субъединицы INFAR1 рецептора интерферона I-го типа и снижение сигнальных функций белка-интерферона. В результате сигаретный дым способствовал увеличению клеток, зараженных вирусом SARS-CoV-2 в 2—3 раза. При обработке культуры клеток экзогенным интерфероном степень инфицирования клеток снижалась [42].

Известно, что в свободный от вирусной агрессии период концентрация в плазме крови сывороточного интерферона-α составляет около 2—8 ед/мл, депо интерферона в организме отсутствует, и его синтез активизируется в момент вирусной атаки: доказано, что при острой вирусной инфекции концентрация в плазме крови стремительно нарастает, достигая значений от 128 ед/мл и выше, при этом для достижения таких показателей у организма уходит от 15—17 часов до 2—3 суток. Однако в 1981 году S. Levin с соавторами впервые выявили врожденные и приобретенные нарушения в системе интерфероновой защиты, связанные с низким уровнем синтеза эндогенного интерферона: при тяжелых формах вирусных заболеваний интерфероновая система организма испытывает функциональную депрессию и интерфероновый дефицит. Согласно проведенным научным исследованиям, острые коронавирусные инфекции группы SARS-CoV могут приводить к транзиторной иммуносупрессии и истощению интерферонового пула в организме [43, 44].

В этой связи для создания оптимальной терапевтической концентрации интерферона в организме в профилактических и лечебных целях этиопатогенетически оправдано использование экзогенного интерферона, применяемого в виде лекарственных препаратов рекомбинантного интерферона-α2b в различных лекарственных формах — ректальных суппозиториев, геля, мази, раствора. Эффективность и безопасность таких препаратов в случае ОРВИ, гриппа, инфекции COVID-19 подтверждена научными исследованиями [45—49].

Cписок литературы

1. Schalk A.F., Hawn M.C. An apparently new respiratory disease of baby chicks // J. Am. Vet. Med. Assoc. 1931;78:19.
2. Щелканов М.Ю., Попова А.Ю., Дедков В.Г., Акимкин В.Г., Малеев В.В. История изучения и современная классификация коронавирусов (Nidovirales: Coronaviridae) // Инфекция и иммунитет. 2020. Т. 10, № 2. С. 221-246. DOI: 10.15789/2220-7619-HOI-1412.
3. Tyrrell D.A., Bynoe M.L. Cultivation of a novel type of common-cold virus in organ cultures // Br. Med. J., 1965, vol. 1, pp. 1467-1470.
4. McIntosh K., Dees J.H., Becker W.B., Kapikian A.Z., Chanock R.M. Recovery in tracheal organ cultures of novel viruses from patients with respiratory disease // Proc. Natl. Acad. Sci. USA. 1967; 57(4): 933-40. DOI: http://doi.org/10.1073/pnas.57.4.933.
5. Woo P.C. et al. Characterization and complete genome sequence of a novel coronavirus, coronavirus HKU1, from patients with pneumonia // J. Virol. 2005;79:884-895. DOI: 10.1128/ JVI.79.2.884-895.2005.
6. Forster P., Forster L., Renfrew C., Forster M. Phylogenetic network analysis of SARS-CoV-2 genomes // Proc Natl Acad Sci, 2020 Apr 28; 117 (17), pp. 9241-9243. DOI: 10.1073/pnas.2004999117.
7. Львов Д.К., Альховский С.В. Истоки пандемии COVID-19: экология и генетика коронавирусов (Betacoronavirus: Coronaviridae) SARS-CoV, SARS-CoV-2 (подрод Sarbecovirus), MERS-CoV (подрод Merbecovirus) // Вопросы вирусологии. 2020; 65(2): 62-70. DOI: https://doi.org/10.36233/0507-4088-2020-65-2-62-70.
8. Smuts H., Workman L., Zar H.J. et al. Role of human Metapneumovirus, human Coronavirus NL63 and human Bocavirus in infants and young children with acute wheezing // J. Med. Virol. 2008. Vol. 80. P. 906-912.
9. Talbot H.K., Crowe J.E., Edwards K.M. et al. Coronavirus infection and hospitalizations for acute respiratory illness on young children // J. Med. Virol. 2009. Vol. 81. P. 853-856.
10. Купченко А.Н., Понежева Ж.Б. Современные принципы диагностики и лечения ОРВИ // Архив внутренней медицины 2016, № 1(27), С. 6-12.
11. Николаева С.В., Хлыповка Ю.Н., Горелов А.В. Острые респираторные инфекции у детей: оптимизация тактики терапии // РМЖ, 2019, №10, С. 42-45.
12. Тимченко В.Н., Суховецкая В.Ф., Чернова Т.М., Баракина Е.В., Починяева Л.М., Малиновская В.В., Семененко Т.А., Шувалов А.Н. Роль ранней этиологической расшифровки острых респираторных вирусных инфекций в выборе противовирусной терапии у детей в условиях стационара // Педиатрия им. Г.Н. Сперанского. 2020, № 99 (1), С. 15-22.
13. Drosten C., Gunther S., Preiser W., van der Werf S., Brodt H.R., Becker S. et al. Identification of a novel coronavirus in patients with severe acute respiratory syndrome // N. Engl. J. Med. 2003; 348(20): 1967-76. DOI: http://doi.org/10.1056/NEJMoa030747.
14. Enserink M. SARS: chronology of the epidemic // Science. 2013. V. 339. P. 1266-1271. DOI:10.1126/science.339.6125.126.
15. Львов Д.К., Колобухина Л.В., Дерябин П.Г. Коронавирусная инфекция. Тяжелый острый респираторный синдром // Инфекционные болезни: новости, мнения, обучение. 2015, № 4 . С. 35-42.
16. Zaki A.M., van Boheemen S., Bestebroer T.M., Osterhaus A.D., Fouchier R.A. et al. Isolation of a novel coronavirus from a man with pneumonia in Saudi Arabia // N. Engl. J. Med. 2012; 367(19): 1814-20. DOI: http://doi.org/10.1056/NEJMoa1211721.
17. Coronaviridae Study Group of the International Committee on Taxonomy of Viruses. The species Severe acute respiratory syndrome-related coronavirus: classifying 2019-nCoV and naming it SARS-CoV-2 // Nat Microbiol. 2020, V. 5, p. 536-544. DOI: 10.1038/s41564-020-0695-z.
18. Львов Д.К., Альховский С.В., Колобухина Л.В., Бурцева Е.И. Этиология эпидемической вспышки COVID-19 в г. Ухань (провинция Хубэй, Китайская Народная Республика), ассоциированной с вирусом 2019-nCoV (Nidovirales, Coronaviridae, Coronavirinae, Betacoronavirus, подрод Sarbecovirus): уроки эпидемии SARS-CoV // Вопросы вирусологии. 2020; 65(1): 6-16. DOI: http://doi.org/10.36233/0507-4088-2020-65-1-6-15.
19. Хайтович А.Б. Коронавирусы (таксономия, структура вируса) // Крымский журнал экспериментальной и клинической медицины, 2020, т. 10, № 3, С. 69-81. DOI: 10.37279/2224-6444-2020-10-3-69-81.
20. Shchelkanov M.Yu., Popova A.Yu., Dedkov V.G., Akimkin V.G., Maleev V.V. Study history and current classification of coronaviruses (Nidovirales: Coronaviridae) // Infection and immunity. 2020;10(2):221-246. DOI:10.15789/2220-7619- HOI-1412.
21. Львов Д.К., Альховский С.В. Истоки пандемии COVID-19: экология и генетика коронавирусов (Betacoronavirus: Coronaviridae) SARS-CoV, SARS-CoV-2 (подрод Sarbecovirus), MERS-CoV (подрод Merbecovirus) // Вопросы вирусологии. 2020; 65(2): 62-70. DOI: https://doi.org/10.36233/0507-4088-2020-65-2-62-70.
22. Khaitovich A.B., Sataieva T.P et al. The analysis of biological diversity of coronaviruses contributes in the early awareness of their zoonotic spreading // Ecological Questions 32, 2021, 3: 67-75. http://dx.DOI.org/10.12775/EQ.2021.25.
23. Majidov T.I., Kurakin G.F. Computer technology against coronavirus: first results // Nature. 2020; 3: 3-15. DOI:10.7868 / S0032874X20030011.
24. Бруякин С.Д., Макаревич Д.А. Структурные белки коронавируса SARS-CоV-2: роль, иммуногенность, суперантигенные свойства и возможности использования для терапевтических целей //Вестник ВолгГМУ, 2021 Выпуск 2(78) С.18-27. DOI 10.19163/1994-9480-2021-2(78)-18-27.
25. Walls A.C. et al. Structure, function, and antigenicity of the SARS-CoV-2 spike glycoprotein // Cell. 2020. Vol. 181, no. 3. P. 281-292. DOI: 10.1016/j.cell.2020.02.058.
26. Wang K., Gheblawi M., Oudit G.Y. Angiotensin Converting Enzyme 2: A Double- Edged Sword // Circulation. 2020, 142(5):426-428. DOI: 10.1161/CIRCULATIONAHA.120.047049.
27. Donoghue M., Hsieh F., Baronas E. et al. A novel angiotensin-converting enzyme- related carboxypeptidase (ACE2) converts angiotensin I to angiotensin 1-9 // Circ Res. 2000. Sep 1;87(5):E1-9. DOI: 10.1161/01.res.87.5.e1.
28. Li M.Y., Li L., Zhang Y. et al. Expression of the SARS-CoV-2 cell receptor gene ACE2 in a wide variety of human tissues // Infect Dis Poverty. 2020, 9(1):45. doi: 10.1186/s40249-020-00662-x.
29. Wang Sh., Qiu Z., Hou Y., Xu W.et al. AXL is a candidate receptor for SARS-CoV-2 that promotes infection of pulmonary and bronchial epithelial cells // Cell Res. 2021 31(2):126-140. doi: 10.1038/s41422-020-00460-y.
30. Ludovico Cantuti-Castelvetri et al. Neuropilin-1 facilitates SARS-CoV-2 cell entry and infectivity // Science, 2020: eabd2985, DOI: 10.1126/science.abd2985.
31. Gautret Ph., Jean-Christophe Lagier J-Ch. et al. Clinical and microbiological effect of a combination of hydroxychloroquine and azithromycin in 80 COVID-19 patients with at least a six-day follow up: an observational study // Travel Med Infect Dis. 2020. Mar-Apr;34:101663. doi: 10.1016/j.tmaid.2020.101663. Epub 2020 Apr 11.
32. Magagnoli J. et al. Outcomes of hydroxychloroquine usage in United States veterans hospitalized with Covid-19 // medRxiv 2020.04.16.20065920; DOI: 10.1101/2020.04.16.20065920.
33. Lokugamage K.G., Hage A., Schindewolf C., Ricardo Rajsbaum R.R., Vineet D. Menachery V.D. SARS-CoV-2 is sensitive to type I interferon pretreatment // BioRxiv preprint doi: https://DOI.org/10.1101/2020.03.07.982264.
34. Shen K.L., Yang Y.H. Diagnosis and treatment of 2019 novel coronavirus infection in children: a pressing issue // World J. Pediatr. 2020; 16(3): 219-21. https://DOI.org/10.1007/s12519-020-00344-6.
35. Логинова С.Я., Щукина В.Н., Савенко С.В., Борисевич С.В. Активность человеческого рекомбинантного интерферона альфа-2b in vitro в отношении вируса SARS-CoV-2 // Вопросы вирусологии. 2021; 66(2): 123-128. DOI: https://doi.org/10.36233/0507-4088-13.
36. Channappanavar R., Fehr A.R., Vijay R. et al. Dysregulated Type I Interferon and Inflammatory Monocyte-Macrophage Responses Cause Lethal Pneumonia in SARS-CoV-Infected Mice // Cell Host Microbe. 2016, 19(2):181-93. DOI: 10.1016/j.chom.2016.01.007.
37. Konno Y. et al. // SARS-CoV-2 ORF3b is a potent interferon antagonist whose activity is further increased by a naturally occurring elongation variant // BioRxiv, 2020; doi: 10.1101/2020.05.11.088179.
38. Finkel Y., Mizrahi O., Nachshon A. et al. The coding capacity of SARS-CoV-2 // Nature. 2021 Jan;589(7840):125-130. DOI: 10.1038/s41586-020-2739-1.
39. Dalskov L., Møhlenberg M. et al. SARS‐CoV‐2 evades immune detection in alveolar macrophages // EMBO Reports (2020)e51252; DOI: 10.15252/embr.202051252.
40. Hadjadj J., Yatim N., Barnabei L. et al. Impaired type I interferon activity and inflammatory responses in severe COVID-19 patients // Science 07 Aug 2020:Vol. 369, Issue 6504, pp. 718-724 DOI: 10.1126/science.abc6027.
41. Vanderheiden А. et al. Type I and Type III IFN Restrict SARSCoV-2 Infection of Human Airway Epithelial Cultures // bioRxiv 2020.05.19.105437; DOI: 10.1101/2020.05.19.105437.
42. Purkayastha A., et al. Direct exposure to SARS-CoV-2 and cigarette smoke increases infection severity and alters the stem cell-derived airway repair response // Cell Stem Cell, 2020, DOI: 10.1101/2020.07.28.226092 (bioRxiv.org).
43. Levin S., Hahn T. Evaluation of the human interferon system in vi-ral disease // Clin. Exp. Immunol. 1981. Vol. 46. № 3. P. 475-483.
44. Lokugamage K.G., Hage A., Schindewolf C., Rajsbaum R.R., Vineet D. Menachery V.D. SARS-CoV-2 is sensitive to type I interferon pretreatment // BioRxiv preprint DOI: https://doi.org/10.1101/2020.03.07.982264.
45. Шамшева О.В., Новосад Е.В. С соавт. Наружные формы рекомбинантного интерферона альфа-2b — мазь и гель в комплексной терапии ОРВИ и гриппа у детей // Детские инфекции. 2020; 19(2):42-46. DOI.org/10.22627/2072-8107-2020-19-2-42-46.
46. Савенкова М.С., Савенков М.П. Использование в педиатрической практике препаратов рекомбинантного интерферона альфа-2bв лекарственной форме суппозитории ректальные: кому? когда? какие? // Детские инфекции. 2021; 20(1):45-49. DOI.org/10.22627/2072-8107-2021-20-1-45-49.
47. Сафина А.И., Шарипова О.В., Лутфуллин И.Я., Наумова О.С., Даминова М.А. Современные возможности интерферонов в лечении детей с COVID-19 // Медицинский совет. 2021;(1):59-65. DOI: 10.21518/2079-701X-2021-1-59-65.
48. Понежева Ж.Б., Гришаева А.А., Маннанова И.В., Купченко А.Н., Яцышина С.Б., Краснова С.В., Малиновская В.В., Акимкин В.Г. Профилактическая эффективность рекомбинантного интерферона α-2b в условиях пандемии COVID-19 // Лечащий врач. 2020; 12 (23): 56-60. DOI: 10.26295/OS.2020.29.66.011.
49. Чудакова Т.К., Михайлова Е.В. Эффективность интерферонотерапии при острых респираторных вирусных инфекциях у детей раннего возраста // Детские инфекции. 2020; 19(1):13-16 DOI.org/10.22627/2072-8107-2020-19-1-13-16.

Автор не выражает собственного мнения, а лишь транслирует в свободном изложении сведения из научных публикаций открытого доступа. В этой связи дискуссия с автором по заявленной в статье проблеме не предусмотрена.

Реклама ООО «Ферон» Viferon.su