Roche: на нас в большей степени влияет «заморозка» ЖНВЛП, нежели выход биоаналогов

- Вы довольны результатами уходящего года?

- Это был интенсивный и непредсказуемый год. Я не могу сказать, что мы плохо завершаем год. Могло быть лучше, но в один момент выглядело все гораздо хуже. Так что я доволен. В этом году вышли два биоаналога наших самых продаваемых в России препаратов, но мы успели восполнить потери благодаря регистрации новых препаратов. Цикл жизни продукта заканчивается с окончанием действия патента, приходят более дешевые продукты. Будущее Roche не в удерживании старых препаратов, а в новых. Я не могу сказать, что я веселился по этому поводу. Легче жить без конкурентов, но такого не бывает. Но меня как генерального директора, который смотрит вперед на два-три года, больше огорчает не приход биоаналогов, а «заморозка» перечня ЖНВЛП. Да, экономическая ситуация сложная, есть другие приоритеты, такие как ВИЧ, туберкулез. Однако жаль, что новые лекарства, которые могут перевести некоторые смертельные заболевания в разряд хронических, не попадают к пациентам.

- Это проблема только России?

- Если бы вы спросили меня пять лет назад: какая самая большая проблема в фарме, я бы ответил: недостаток новых лекарств. Сегодня если вы посмотрите на глобальные компании и в некоторых случаях на локальные, то можно сказать, что этот вопрос решен. И это очень хорошая новость для пациентов. Но сейчас есть другая очень большая проблема – доступность лекарств. Количество денег, необходимое для покупки эффективных лекарств, основная тема, обсуждаемая в мире. Таргетная терапия, к сожалению, стоит очень дорого. Само наименование говорит о том, что это лекарства для ограниченной группы пациентов. А затраты на него такие же, как и на другие лекарства. Количество пациентов для кардиологического препарата составляет около 40 миллионов, количество пациентов с мутацией HER2 рака молочной железы 15-20 тысяч пациентов. Для каждого генерального директора доступность – проблема номер один. Поэтому фармкомпании ищут способы решения проблемы. Во многих странах Европы есть программы, когда государство платит за эффект, а не за лекарство.

- Вы готовы предложить такую программу российскому правительству?

- Идея такой программы возникла два-три года назад, но переговоры мы начали во втором квартале 2016 года. Мы предложили поставлять наши продукты по ревматоидному артриту по такой схеме. Со стороны Министерства здравоохранения есть заинтересованность. Но есть проблема, как внедрить это в практику в рамках сегодняшнего законодательства. Необходимо продумать механизм. Каждого ребенка сначала надо научить ползать, потом ходить.

- Государство часто стоит перед трудным выбором, на инновационные препараты просто нет денег.

- Нет идеальной системы. В мире есть две-три страны, где денег хватает практически для всех пациентов. В других странах приходится выбирать: какой профиль пациентов каким лечить лекарством. Я согласен, что это иногда этическая проблема. Но старые препараты дешевеют благодаря появлению аналогов. Например, лекарство для лечения гормонального рака молочной железы. Пять лет назад в России оно стоило 5 700 рублей, сегодня тендеры играются по 165 рублей. За счет торгов государство сэкономило много денег, чтобы их можно было реинвестировать в покупку новых препаратов.

- Как развиваются ваши взаимоотношения с «Фармстандартом» с учетом того, что, предположительно, у этой компании и вашего конкурента «Биокада» один владелец?

- Скажу так, юридически связь не прослеживается. «Фармстандарт» – это наш давний партнер, и мы развиваем наше сотрудничество. К 2017 году на его производственной площадке мы будем производить готовую лекарственную форму ритуксимаба, есть еще несколько проектов по локализации. Roche никогда не построит завод в России, так как дорого производить продукцию для отдельного рынка. Но мы инвестируем в локализацию, за пять лет наша компания вложила около 44 миллиардов рублей. Кроме того, через некоторое время у нас будет много конкурентов, а не только одна компания. И, как я уже сказал, это нормальный процесс, когда заканчивается патент.